02.07.2025

— Вы убьёте его, — сказала Даша, неожиданно для себя накрыв своими пальцами ладонь Вельского. — Обязательно убьёте, и я помогу вам в этом… насколько это возможно, оставаясь в рамках чести. Впрочем, прошу учесть, что должность секунданта обязывает меня быть беспристрастной и пресекать любые нарушения кодекса, даже с вашей стороны.

— Разумеется, — он с серьёзным видом кивнул. — У меня и в мыслях не было нарушать кодекс. Я просто хочу его убить — в полном соответствии с законами чести. Как оскорблённая сторона, я выбираю дуэль на пистолетах. Дистанция как можно меньше. Время — послезавтра с утра. Место — какое вы с другим секундантом выберете. Вот и всё.

Даша в ответ тоже кивнула.

Ей вдруг подумалось, что миссия её оказалась под большим вопросом. Если Вельский убьёт Стужева, а настроен он, кажется, серьёзно, то как же быть ей самой?

Впрочем, она успокоила себя тем, что отмщение в таком случае всё равно свершится. Не всё ли равно, за какой именно из своих грехов господин Стужев расплатится жизнью?

Её собственная честь тоже будет восстановлена, тем более что она будет лично присутствовать при наказании негодяя. Что до её имения… здесь она почувствовала, что ей надо проконсультироваться с кодексом. А может быть, и с кем-то, кто знает дуэльные законы получше неё.

В любом случае отступать было поздно, да Даша отступать и не собиралась.

Быстрицкого она встретила в вестибюле, застав его за тем, что он поправлял перед зеркалом яркий галстук. При виде подошедшей к нему девицы он галантно улыбнулся. Даша же, оказавшись рядом с ним, немного смутилась.

О самом известном поэте империи она, конечно же, не раз слышала даже в своей глуши. И поэмы его тоже читала. Больше всего ей понравилась эпическая батальная поэма «Гомерштадский редут», посвящённая событиям последней войны. Почему-то под впечатлением от этих яростных стихов она представляла себе Быстрицкого закалённым в сражениях ветераном, а он оказался жизнерадостным щёголем, да ещё и штатским.

Ей было неловко говорить с ним, она боялась, что знаменитый «трубадур севера», как называли его в заграничной прессе, примет её за какую-нибудь обычную свою поклонницу и не воспримет это дело всерьёз. Ей же нужно было, чтобы секундант противоположной стороны оказывал ей содействие, а не зубоскалил.

— О, прекрасная амазонка! — проговорил поэт, отвесив поклон. — Я уже наслышан о вас, наслышан.

— Мне нужно переговорить с вами о важном деле, — ответила Даша, поморщившись. — Извольте быть несколько серьёзнее.

— Что ж, я к вашим услугам, — поэт кивнул, и лицо его в самом деле изменило выражение. Хотя лукавые искорки в глазах никуда не делись.

Даша передала ему условия, предложенные Вельским. Услышав их, поэт слегка помрачнел.

— Вы знаете, — проговорил он, — мне здесь нравится только одно: что он назначил не на завтра, а на послезавтра. Это значит, что у нас с вами будет возможность поспособствовать их примирению.

— Простите, но мне кажется примирение здесь неуместным, — ответила Даша.

Быстрицкий смерил её озадаченным взглядом.

— Но, насколько мне известно, — проговорил он, — вся ссора только оттого и случилась, что господин ротмистр случайно толкнул даму… это случается, и это не очень большой урон чести, тем более что он извинился. Меня нельзя отнести к противникам дуэлей, даже наоборот, я, признаться, люблю это дело, но по такому пустяковому поводу…

— Вы принимаете условия дуэли или возражаете? — спросила Даша. — Насколько я вижу, кодексу они не противоречат.

— Господи, ну вольно же этому господину Вельскому самому лезть в петлю… — Быстрицкий вздохнул. — Впрочем, я ему не матушка, если такова его воля, то я передам её моему доверителю и уверен, что он согласится.

— Тогда нам нужно определить, кто из нас будет распорядителем дуэли, — сказала Даша. — Мы можем бросить жребий, или…

— По кодексу распорядителем дуэли избирается тот, чей возраст и опыт участия в поединках больше. О возрасте мне вас спрашивать неловко, но сдаётся мне, что вы меня моложе. Так что спрошу, в скольких поединках вы участвовали. Неважно, в качестве ли секунданта или противника.

— Ни в одном, — выдавила из себя Даша. — Но я знаю Дуэльный кодекс в точности, а кроме того…

— Охотно верю вам, — прервал её Быстрицкий. — Но в этом деле важно не только знание правил, но и быстрота принятия решений, которая вырабатывается только с опытом. Поверьте, у меня этого опыта больше. И как распорядитель, я извещу вас завтра о месте встречи.

Даша в ответ кивнула. Возразить было нечего, хотя она предпочла бы быть распорядителем сама. Жизнерадостному поэту она не доверяла до конца. Кто знает, не задумали ли они со Стужевым какую-то каверзу?

— И всё-таки, откуда вы-то взялись? — спросил Быстрицкий, и на губах у него появилась прежняя улыбка. — Что вы за таинственная незнакомка, которая играет в мужские игры?

— Дуэль — не мужская игра, — ответила Даша. — Дуэль — это поприще чести, а честь есть не только у мужчин!

— Безусловно, у девиц тоже есть честь, — поэт кивнул. — Но я всегда полагал, что она показывает себя в делах иного рода.

— Если вы не перестанете говорить в таком роде, то мы будем драться сразу после наших доверителей!

— О, я умолкаю! — Быстрицкий выставил ладони перед собой, как будто моля о снисхождении. — Вы вспыльчивы под стать огненному цвету ваших волос! Мне непременно надо будет вставить вас в одну из своих поэм. Знаете, есть легенда о девушке, которая, переодевшись, отправилась на войну, так вот я представляю её такой, как вы.

В этот момент к ним подошёл Стужев и уставился на Дашу со своей обычной холодной улыбкой. Даша мысленно поёжилась: этот взгляд словно пронизывал её насквозь.

— Мне и переодеваться незачем, — ответила она. — То есть, конечно, мне бы нужно было сменить это платье на мой мундир, но…

Она взялась за ворот платья и слегка тряхнула, но делать этого не стоило, потому что один из швов, и так-то сильно потревоженный во время танцев, лопнул с неприятным звуком, так что Даша едва успела прихватить складку платья пальцами и не дать ему сползти вниз.

По лицу Быстрицкого было видно, что желание остроумно прокомментировать это событие борется в нём с опасением быть вызванным на поединок. По лицу Стужева не было видно ничего.

Положение спасла царственно вплывшая в вестибюль Марья Сергеевна.

— Ага, вот ты где! — проговорила она. — А я-то тебя ищу. Думала, тебя непременно на котильон пригласили, везде искала, а в зале тебя нет!

— Вы можете не волноваться за племянницу, — ответил Быстрицкий. — Она под моей защитой. Тем более что у нас было одно небольшое дело.

— Под вашей защитой, господин поэт, я даже горничную девку свою бы не оставила, — проговорила Марья Сергеевна, но, впрочем, скорее шутя. — Знаю я, какие дела бывают у подобных господ с девицами. Смотрите у меня!

С этими словами она взяла Дашу за руку.

— А с тобой мы дома поговорим, — сказала она, потянув Дашу к дверям. — Что за моду взяла? Чуть увидела мужчину, так надо сразу из платья выпрыгивать! Ладно ещё Сонька моя вертихвостка, но уж от тебя я не ожидала!