31.07.2025

София с трудом воспринимала происходящее вокруг.

Отклонившись на сиденье, она полулежала в экипаже Виртушинского. Несмотря на то что по спине струился холодный пот и тело пробивал озноб, она отчётливо ощущала на коже горящий след от мужской ладони. Приложив пальцы к тому самому месту на шее, она пыталась связать обрывки воспоминаний воедино, чтобы разобраться, что из них явь, а что ей просто привиделось.

Она ясно помнила безобразное поведение Виктора Оржеховского и злые слова, которые он произнёс во всеуслышание. Затем сильные мужские руки, обхватившие её стан… Ей показалось, что это Виктор рядом с ней, но потом она поняла, что это снова не он, а тот… другой… Холод, пронзивший тело… Темнота кареты… А ещё этот сладковатый аромат…

Наконец в её сознание ворвался голос Лидии Петровны.

— Ах, Алексей Иванович, зачем он такое наговорил? Какое унижение!

— Для начала вам нужно успокоиться! Мы во всём разберёмся!

Карета резко качнулась и остановилась.

— Я сейчас! — сказал Алексей Иванович и, открыв дверцу, ловко спрыгнул с подножки.

Вскоре он вернулся в сопровождении дворецкого, лакея и горничной. Пока слуги сопровождали Лидию Петровну, Виртушинский подхватил под локоть Соню и помог дойти до дома. Оказавшись в диванной, София тяжело опустилась на банкетку у входа. Мачеху усадили на софу. Всё это время она не прекращала стенать о своей тяжкой доле. На шум прибежали другие служанки. Не зная, за что хвататься и что делать, они суматошно крутились вокруг хозяйки, создавая ещё большую неразбериху.

Виртушинскому пришлось взять ситуацию в свои руки.

— Растопите хорошо печь! — скомандовал он. — Согрейте их и напоите горячим крепким чаем!

Затем обратился к Ковальской:

— Лидия Петровна, послать за врачом?

Купчиха простонала в ответ что-то невнятное.

Дворецкий Фёдор украдкой отвёл Алексея Ивановича в сторону, чтобы поговорить вдали от чужих ушей. Но мужчины стали как раз возле Сони, видимо не заметив её, так что она хорошо расслышала их слова.

— Ваше благородие, мы не можем позволить себе врача, — тихо произнёс Фёдор, — мы задолжали ему немалую сумму, и он просто не придёт. К тому же у нас крайне мало дров. Мы распределили оставшиеся до конца января, и топить более нечем.

Виртушинский изумлённо глянул на дворецкого.

— Чай тоже на исходе? — спросил он в шутку.

Но дворецкому было не до смеха.

— Верно-с. А ещё сахар, мыло, крахмал и свечи.

— Значит, слухи о разорении Ковальского вовсе не слухи?! — поражённо ахнул он.

— Мне об этом ничего не известно-с. Но с осени Степан Макарович резко сократил сумму на домашние расходы. А слуги так и не получили жалование за прошедший месяц.

— Бог мой! — прошептал Виртушинский.

Схватившись за голову, он сделал несколько бесцельных шагов по комнате.

— Я сам наведаюсь к доктору и попробую его уговорить, — сказал Алексей Иванович.

— Как вам будет угодно-с.

Виртушинский направился к двери. В самый последний момент Соня успела схватить его за рукав.

— Алексей Иванович…

— Сонечка!

Он присел рядом с ней и ласково сжал её ладонь.

— Как ты себя чувствуешь?

— Дуэль! — произнесла она слабым голосом. — Её надо остановить!

— Ах, дьявол! — выругался себе под нос Виртушинский. — Я совсем забыл о ней!

— Прошу! Попытайтесь примирить их!

Он покачал головой.

— Вряд ли я смогу…

— Если кто-то и способен предотвратить ужасное, то только вы! Пожалуйста!

— Ладно, — согласился Алексей. — Исключительно ради тебя!

Он уехал.

Собравшись с силами, София встала с банкетки и приблизилась к мачехе. Она всё ещё сжимала в ладони флакончик с нюхательной солью. Соня поднесла его к лицу мачехи, отчего та, слегка задохнувшись, резко отпрянула. Но уже через пару минут Лидия Петровна пришла в себя. Её взгляд стал осмысленным. Увидев падчерицу, она судорожно вцепилась в её руку.

— Соня! Зачем Алексей увёз нас с бала? Нужно срочно вернуться туда! Где твой отец? Пусть он немедленно скажет всем, что это наглая, бесстыдная ложь!

— Матушка, сейчас мы уже ничего не можем, — тихо, словно убаюкивая, сказала София. — Вам лучше подняться к себе и прилечь. Давайте я провожу вас наверх.

София дала знак горничным, чтобы они помогли Лидии Петровне добраться до спальни, но купчиха внезапно вскочила и заметалась по комнате.

— Надо что-то делать! Нельзя это так оставлять! Оржеховский должен ответить за оскорбление! Если его не убьют на дуэли… хотя уж лучше бы убили…

— Нехорошо желать смерти другому человеку! — робко возразила девушка.

— В данном случае как раз нужно! Раз он так поступил с нами! Только подумай! Каков наглец! Разорвать помолвку у всех на глазах!

Она ненадолго замолчала.

— Вся их семейка с гнильцой! Один плодит байстрюков направо и налево, второй стреляться вздумал, третий вообще…

Она не нашла подходящих слов, чтобы выразить своё негодование.

— И к лучшему, что мы с ними не породнились… Ничего! Отец найдёт тебе другого жениха! Если потребуется, мы поедем в столицу! Там уж полно князей каких хочешь!

«Если отец и правда разорён, то вряд ли мы куда-то поедем!» — подумала София.

Отвернувшись, она подошла к окну. Ей вспомнились слова Виктора о том, что отец проиграл её приданое, а затем разговор Алексея Ивановича с дворецким. И это беспокоило её куда сильнее.

— Соня! — вскричала Лидия Петровна. — Опять ты меня не слушаешь!

— Конечно же слушаю, матушка! — машинально пробормотала девушка.

— Ах, Соня! Что же нам делать? Что делать? — простонала Лидия Петровна и снова упала на диван, широко раскинув руки.

Девушка подозвала служанку и тихо распорядилась заварить для мачехи успокоительный чай. С трудом напоив Лидию Петровну, она вместе с горничными отвела её в спальню.

Лидия Петровна угомонилась лишь к полуночи. Предоставив её заботам верной Глаши, Соня удалилась к себе.

Дойдя до окна, девушка опустилась в обитое штофом кресло. Она привыкла поздно ложиться, ведь постоянно долго читала на ночь, но сейчас ей было не до сна. Тревожные мысли одолевали её. И хотя София пока не могла осознать величину катастрофы, надвигающейся на семью Ковальских, она чувствовала, что та незримо присутствует в воздухе, как часто ощущается приближение грозы в погожий день.

Она, наверное, задремала, потому что внезапно пробудилась от стука лошадиных копыт на улице. Обе свечи уже прогорели, и комната погрузилась во тьму, слегка рассеиваемую слабым рассветом.

Соня насторожилась. Звук приближался, становясь громче, и внезапно затих прямо перед их воротами. Присмотревшись, она различила приземистый силуэт двуколки. С неё соскочили двое мужчин и направились к дому. Через пару секунд раздался стук в дверь.

София стремглав промчалась по спящему дому и выбежала в сени. Там уже был дворецкий со свечой в руке. Открыв дверь, он впустил мужчину средних лет. Тот кутался в тёплый тулуп, под которым виднелся форменный китель с погонами. За ним следовал второй мужчина в форме городового.

— Это дом купца Ковальского? — спросил незнакомец с порога.

— Так точно-с, — ответил Фёдор.

— Могу я говорить с кем-нибудь из его родственников?

— Я его дочь, — упавшим голосом сказала Соня.

Страшное предчувствие заставило её сердце заколотиться сильнее обычного.

— Сударыня, позвольте представиться, — мужчина поклонился. — Коллежский секретарь Олег Васильевич Ясинский, помощник полицмейстера. Возможно, вам лучше присесть. У меня плохие новости.

— Говорите! — еле выдавила из себя София.

— Вашего отца нашли в Крещатом яру. Он мёртв.

***

Когда вернулся Виртушинский, в доме Ковальского завешивали чёрным зеркала.

— Как, вы уже знаете?! — изумился он.

— Знаем, — кивнула одна из служанок.

— Но как? Я же только из Кадетской рощи! Вперёд меня никто не мог успеть!

— Простите, сударь, но я не понимаю, о чём вы, — учтиво произнёс дворецкий.

— По кому в доме траур?

— По Степану Макаровичу.

— А с ним-то что случилось? — ахнул Виртушинский.

— Замёрз насмерть, — пояснил Фёдор. — Напился в кабаке Бондаренчихи, а затем побрёл пешком вверх по Александровской. Не дойдя до Театральной, он споткнулся и кубарем полетел в Крещатый яр. Там его утром и обнаружили.

— Святая матерь божья! — вырвалось у Виртушинского.

Попятившись, он упал на банкетку у стены и ещё долго не двигался, опустив голову и пытаясь осознать услышанное.

— Где Соня? — вдруг спросил он, опомнившись.

— У себя-с, — ответил дворецкий.

Виртушинский нашёл Софию в кресле у окна. За эту ночь, долгую ночь, за которую она лишилась отца, благосостояния, приданого, жениха и, в конце концов, положения в обществе, которое могла бы занять, она словно повзрослела на несколько лет. Сгорбившись, как старуха, она сидела неподвижно, её руки безвольно лежали на коленях ладонями вверх, а в глазах застыли непролитые слёзы. У Алексея перехватило дыхание. Он не знал, что предпринять. Если бы она плакала или горевала, он бы мог её утешить. Но видеть её такой, окаменевшей, точно статуя, было вдвойне больнее. В нерешительности он остановился у порога, не в силах подойти и окончательно разбить ей сердце ужасными новостями.

Почувствовав его присутствие, она подняла на него безрадостный взгляд, в котором лишь на секунду промелькнула надежда. Но будто всё поняв без слов, она снова отвернулась.

— Виктор погиб? — бесцветным голосом сказала она.

— Мне так жаль, Соня, — произнёс Алексей и, приблизившись к ней, опустился на одно колено.

Его душу заполнила ярость оттого, что он ничем не может помочь этой милой девушке, словно он был виновен в том, что не предотвратил беду.

— Прости меня, Соня. Мне не удалось уговорить их закончить дело примирением… но мы условились, что они оба будут стрелять над головой. Лихачёв промахнулся. Он попал Виктору в шею…

София молчала.

— Что мне делать, Соня? Как облегчить боль?

Соня покачала головой. Она не могла говорить. Горло сковало спазмом, а подбородок дрожал от сдерживаемых рыданий.

— Поплачь! — прошептал Алексей. — Поплачь, и тебе станет легче.

Он несмело привлёк её к своей груди и облегчённо выдохнул, когда услышал тихие всхлипы. Слёзы — это хорошо. Они омывают душу, словно благодатный дождь иссушенную землю, и своим потоком уносят прочь горечь, даруя покой и надежду на возрождение.