Владислав Крапивин: за что любят знаменитого подросткового писателя и фантаста?

13.10.2023

Истории Владислава Крапивина могут начинаться где угодно. На неприметной улочке провинциального города, чем-то похожего на Тюмень (где прошло детство писателя), на крыше старенького сарая — мальчишки такие сооружения часто называют «штабом», «центром», «базой», — на солнечной поляне и даже в овраге — предвестнике как прохладного леса, так и тревоги. Рискует читатель оказаться и совсем в неожиданных местах — на планете, контролируемой «Теми, которые велят» (трилогия «Голубятня на жёлтой поляне»), или в фантастических мирах-гранях, живущих по своим законам (цикл повестей «В глубине Великого Кристалла»).

Завязкой для сюжета способно стать любое дело, страстно увлекающее мальчишек, будь то запуск конвертов фехтование, мореходство, игра в салки или отбивание барабанного ритма. Ну а когда всё по-настоящему начнётся, сочная трава обязательно заскрипит под подошвами сандалий маленьких рыцарей, тёплый ветер взъерошит их волосы и принесёт запах нагретой пыли и хвои. А гроза как символ неминуемый несчастий грянет во всё небо и прольётся на мальчишескую ватагу дождём.

Но главный герой обязательно испытает себя, пойдя наперекор страху, общественному мнению, хулиганам (чаще всего они в книгах Крапивина очень гадкие), лжи или глобальному злу. Этот Генка, Серёжа, Яшка во имя справедливости, чести и, конечно, защиты кого-то более слабого научится владеть шпагой, рогаткой, гвоздём, мечом, саблей, луком или просто палкой. Он вступит в мальчишеское братство, чтобы эти ребята из «Эспады», барабанщики, «Мушкетёры, Спартак, Айвенго // И чапаевцы в бурках седых» своим примером привили ему высокие идеалы, которые он понесёт дальше, с гордо поднятой головой. Понятная крапивинская романтика, а в чём-то и сентиментализм — впрочем, всегда в меру.

А ещё рано или поздно главный герой встретит необычного друга — ровесника, не похожего на других, а то и вовсе обладающего редким даром. Впрочем, подружиться можно и с мальчиком помладше. Тогда от новоиспечённого опекуна потребуется больше чуткости, внимания, заботы. Возможно, ему даже придётся рискнуть жизнью, а то и лишиться её, чтобы защитить приятеля. В книгах Крапивина никто не застрахован от трагических поворотов судьбы, хотя, конечно, чаще персонажам удаётся преодолеть все препятствия. Но встречаются в этой прозе и те, кому не повезло. В детстве многие из нас слышали рассказы от близких о «том мальчике» или «той девочке», которые упали с обрыва, попали под поезд, сорвались с крыши. Эта история что-то меняла в каждом из нас. В литературоведении подобное называется «осмысленной гибелью персонажа», а в реальности — просто «жизнью».

Впрочем, Командором (тем, на кого захочется равняться, с кем легко разделить сложные мысли и кто просто готов тебя защитить) может стать и особый взрослый. «Особый», потому что ум его остёр, ведь он хорошо помнит себя ребёнком одиннадцати-двенадцати лет, внутренне не зачерствел и душа его до сих пор томится от несправедливостей равнодушного мира.

Не исключена на страницах книг Крапивина и влюблённость («Тень Каравеллы», «Мушкетёр и фея»). Какая-то девочка может легко вступить в ребячий круг («Оруженосец Кашка», «Журавлёнок и молнии»), она будет вместе со всеми безумствовать, разыгрывать литературные сюжеты, участвовать в реальных и воображаемых битвах, но проникнуться по-настоящему братством ей не суждено. И так называемые крапивинские мальчики лишь почтительно кивнут или приветственно махнут ей рукой издали.

Трудно сказать, почему образы девочек привлекали писателя не так сильно, как мальчиков. Потому ли, что его тексты уходили корнями в традиции мужской и приключенческой прозы Гайдара и Стивенсона (а сам Крапивин относил себя к линии Паустовского и Кассиля) или потому, что детство писателя пришлось на голодные военные и послевоенные годы, когда от социальной роли мальчика (будущего мужчины) ждали большего, чем от девочки.

Но, как бы там ни было, настоящая дружба даруется всем. Равно как и чудо, которому есть место не только в волшебных повестях (вроде «Летящих сказок» или «Сказок капитанов») и последних фантастических романах, но и в ранних реалистических текстах («Тень Каравеллы», «Трое с площади Карронад»). Ведь крапивинское чудо не всегда имеет магическое происхождение. Часто это случай, везение, трактующееся героем как нечто необыкновенное. Таково появление во время стычки с хулиганами студентов из стройотряда «Гренада» в «Мальчике со шпагой» с их громовым «Не тр-рогать» или неожиданное прозрение Владика (мальчик с раннего детства был слеп, а потом его смогли вылечить) в повести «Та сторона, где ветер». Крапивинское чудо — это нечто осязаемое, понятное и в то же время способное укрыть ребёнка от несправедливости взрослой жизни, её скуки, жесткости и обыденности. Иными словами, всего того, против чего борются мальчишки.

Конечно, миры, созданные Владиславом Крапивиным, во многом утопичны, они насыщены, а порой и перенасыщены приключениями и подвигами (реальными и нет). Однако точность описаний мальчишеского быта и эмоциональность, с которой передана острота юношеского восприятия, какая-то странная тоска по детству, которое ещё здесь, но вот-вот закончится, располагают многих читателей к тому, чтобы затеряться в этих мирах надолго и, может быть, даже вернуться к этим текстам во взрослом возрасте.